Алфёрово

Воспоминания
Головкиной (Кузнецовой)
Натальи Васильевны
(1923 (22?) г.р.)

Деревня Костерешково и округа Семлёва

Головкина Наталья Васильевна

Где-то в лесах за станцией Семлёво затерялось место, где раньше была большая деревня Костерешково. В этой деревне жила семья Кузнецовых, в которой родилась Наталья Васильевна. Но были ли в её роду кузнецы – ей неведомо. При этом всю свою трудовую жизнь она сама ловко управлялась с кувалдой, ломом и киркой, так как 38 лет отработала на железной дороге. Увидев ныне эту маленькую хрупкую, хоть и очень подвижную бабушку, представить себе её с железным тяжёлым ломом в руках невозможно. А ведь кувалду надо было не только поднять, но и костыль ею забить...

Хорошая крестьянская закалка и твёрдые нравственные принципы помогли Наталье Васильевне не только с честью и достоинством справиться со всеми жизненными трудностями, но и остаться жизнерадостным бодрым человеком в её 94 года.

Наталья Васильевна рассказала:

Костерешково

Я родилась в деревне Костерешково. Фамилия наша была Кузнецовы. Родилась я ещё на участке. Участочек наш был недалеко от Семлёва – километра полтора в лесочке. Деревня Костерешково была в то время разбросана по участкам: километра два друг от друга были участки. Наш участочек считался деревушкой. Домов 20 было тогда в Костерешково.

Папа - Василий Ефимович Кузнецов, мама – Прасковья Леонтьевна (в девичестве Леонова). Из предков знала только старенькую бабушку – папину маму. Мама была из другой деревни. У матери пять детей было. Одна сестра была старше меня – Прасковья Васильевна, с 19-го года. Я была вторая в семье. Брат Степан Васильевич был с 27-го года. Другая сестра - Варвара Васильевна, была с 25-го года. С 32-го года был меньший брат - Виктор Васильевич. Отец наш в 39-м году умер.

Головкина
Головкина Н.В.

Тяжёлая ли жизнь была до войны? Как считать… вот я проработала всю жизнь в сельской местности, поэтому жизнь до войны не считаю тяжёлой. Но, конечно, день и ночь работали… всё сами делали. Сам вспаши себе свой участочек, сам засей… У нас земли было много, три коровы было. Поросята были, овцы. Всё своё. Но налоги мы платили – за землю, за скот. И картошку в госзакупку сдавали. 50 соток было под картошку и под огороды. Что ты сделал, что ты посадил, что ты накопал – это всё твоё. Отхожими промыслами родители не занимались. И папа, и мама только сельским хозяйством занимались. Когда организовали колхоз в 30-х годах, всех переселили с участков - согнали в деревню. Очень большая деревня стала. Колхоз в Костерешково назывался «Большевистский сев». Сначала была деревня Костерешково, потом Осьма, потом «Большевистский сев»…

Церковь наша была в деревне Юренево - на горке. Церковь там была очень большая, очень хорошая, кирпичная. Мама меня водила туда за руку. В 30-е годы церкви стали закрывать. Закрыли и нашу церковь в Юреневе. Много церквей было по округе – в Рыхлове, в Афонасове тоже были церкви до войны. Родители похоронены в Юренево.


Карта местности вокруг Костерешкова
Карта местности вокруг Костерешкова

До войны я мечтала стать врачом. Мне нравилось перевязывать людей. Папа у меня болел очень долго. У него был ожог локтя. Я его всё время перевязывала и возила по больницам. Отец был верующий и любил ездить по церквам. Я сама управляла лошадью, а папа показывал мне, куда надо ехать. По этой причине я и в Юренево до войны бывала, и в Бунаково, и в Чепчугово. В Чепчугово была хорошая мельница, где работал папин хороший знакомый.

До войны

До войны я управилась кончить семь классов. Ходили мы из Костерешково в школу в Семлёво. Потом я пошла работать в колхоз. Председатель поставил меня временно работать заведующей детским садом, послал меня для этого учиться в районный отдел в Семлёво. Я закончила обучение, год отработала – и война…

«Нас окружили…»

Головкина
Наталья Васильевна Головкина

Нас окружили… Мы откуда ждали немца? Мы ждали немца от Смоленска! А они-то пришли к нам с Вязьмы!!! Немцы высадили в Вязьме десант, и мы попали в окружение в октябре 1941-го года.

Думаем: откуда немцы едут?! Мы были дети, бегали, играли… А немцы как поприехали! Как забрались в колхозный амбар! Накормили своих лошадей… сами понабрали, кому где что надо… Вещи у нас они отбирали… У нас в деревне было такое: в одном доме возьмут самовар, поносят, поносят, а потом в другой дом принесут. Поставят: «На, тебе подарок!». Мы отдавали назад, если хозяин объявлялся. Материал тоже раздавали: у кого-то отберут, кому-то принесут…

Тупые они были, что ли? Я не знаю…

В нашей деревне скот немцы не трогали. Мы всё от них прятали. Один раз я пришла с работы, а мама говорит: «Соли нет». Соль-то у нас была, но мы всё прятали. Достать-то нельзя при них… Немцы как раз в это время ужинали. Я говорю: «Попроси у немца». По-немецки мы не знали ни бум-бум. Она пошла просить, а они ей кусок сала дали. А она соль просила. Я взяла этот кусок сала и пошла им знаками показывать, что не сало нам надо, а соль - посолить. Они поняли меня. Но и сало оставили. Немцы не все одинаковые были. Кому какая часть попадётся... У нас немцы тоже всякие были. Один немец стащил у меня фуфаечку – взял, да и понёс… а я – за ним: «Отдай, моя! Отдай, моя!». Потом мне мысль в голову толкнула: «Что ты за ним бежишь? Сейчас обернётся, да и из пистолета выстрелит… и будешь лежать…».

Финны были самые злые. Но различить их было нельзя – форма у всех была одинаковая. Помню, что у нас был поросёночек в хлеве. Я и говорю: «Мама, унесут поросёночка… ». Ай, как приговорила! Унесли…

«Освободители»…

Мы жили с немцами в одном доме. В одной комнате – мы, а через стенку – немцы. На их половине сделаны были нары в три этажа. Так мы ночевали. Они нас не трогали. Постоянных немцев у нас не было. Они менялись. День, два – и дальше, день, два – и уезжают. Немцы у нас в деревне были на лошадях. Наши военнопленные возили их на лошадях. Ну, а куда денешься? Пять человек пленных были в деревне. Где ночевали наши военнопленные – этого мы не знали. В лесу рядом с деревней была большая землянка. Никто не знал об этом до отступления немцев. Маленькие ребятишки туда бегали – стрелять. Женщины накладывали чего-нибудь в корзиночку - кто хлебушка, кто картошечки – как будто дети гулять пошли… Самим-то жрать нечего было. Один военнопленный солдат был в деревне, а председатель колхоза дал ему справку, что он – свой колхозник. Он у нас шил, кому что надо было. Имени я его не помню… мы и не касались таких вещей… мы же были дети.

Немцы называли себя «освободители». Какие они освободители?! От кого освобождали?! Вот так вот, бывало, соберёмся, и рассуждаем на эту тему: от кого они нас освободили? Ладно б, если бы они что сделали хорошего, а то гоняли нас на работу, да и всё…

«Мы шутили с немцами и фулюганили…»

На работу немцы нас гоняли на трассу у Черного. Шли пешком из Осьмы! До станции Семлёво пять километров и потом от Семлёва до Чёрного! Много нас таких было, и моложе меня были… Всех этих подросточков немцы обязали работать. Работать мы обязаны были каждый день. Мы ходили на трассу – песок подсыпали лопатами. А мальчишки горячий шлак носили в вёдрах. Зимой мы снег ходили чистить на железную дорогу. Двух немцев назначали сторожить нас, чтобы мы не взорвали путь. Эти немцы нас не трогали. Мы и шутили, и смеялись с ними…  и фулюганили… Возьмём немца, да и в снег повалим! Два немца с оружием были! Какой-нибудь мальчишка толкнёт его – он в снег и завалится! По первости боялися… А побаловаться-то хочется… А чего они стоят – мёрзнут?!

Расстрел председателя колхоза

Были у нас в Костерешково председатель колхоза Тимофей Павлов и староста – помощник председателя. Председатель был хороший, а помощник был плохой человек. Чухреем его все звали.  В прошлую войну он был в плену у немцев и знал кой-что по-немецки. Вот этот Чухрей надеялся, что немцы пришли совсем. Я прямо скажу: и свои всякие были! Он предал нашего председателя, и немцы его расстреляли.

Что-то немцы задумали, им надо было дорогу от Осьмы зимой  почистить. Тогда снег был по уши. Нас всех - и стар, и мал, повыгнали копать (чистить) эту дорогу до земли! Зачем было до земли чистить, когда они были на санях?! Что им в голову взбрело? Тупые, что ли?!

Головкина
Головкина Н.В.

От Осьмы до Семлёва мы копали эту дорогу до самой земли! И бедный дядя Тимох (наш председатель) тоже с нами копал. Чухрей с ихним переводчиком ходил по деревням. Кто есть дома – выгонял. Да ещё и плёткой! Плёточкой ш-ш-шик! через спинку… больненько! - пойдёшь поневоле, не будешь ждать, пока выгонят.

Кто-то разузнал, что немцы отпускают домой, если кто приболел. Моя троюродная сестрёнка Нюра подговорила меня, чтобы я сказалась больной, а она будет сопровождающей меня домой. Я была очень боевая. Всяк тоже на хитрости шли. Мы с сестрой ушли, да ещё и немцы-почтовики по дороге на санках встретились – нас подвезли. Домой мы не пошли, потому что знали, что будут проверять. В крайнем доме у бабки остановились, залезли на печку и там сидим. В это время зашёл Чухрей. Мы за ширмочкой затаились, боимся. «Ну, попались», - думаем… Но пронесло.

Мы ушли домой, а оставшиеся так и копали до самой станции... Сестра моя с 25-го года тоже там была. Домой уже к ночи разошлись. Немцы сели ужинать. Я стала веником мусор подметать. В это время заходят староста и переводчик. И говорят они, что дяде Тимоху будет «капут» в 6 часов утра. За что капут-то?! То ли верить, то ли не верить?! Вместе с нами работал, за что ему капут?  Чухрей был преданный для немцев. Он был у немцев в плену, поэтому они ему доверяли. Якобы Чухрей донёс, что у дяди Тимоха ночуют партизаны. У председателя действительно ночевали партизаны - он был партийный. Моя сестра иногда оставалась на ночь у своей подруги – дочки дяди Тимоха. И она тоже видела, как ночью на лыжах приезжали партизаны и ночью же уезжали. Мы, молодёжь, спрашивали дядю Тимоха, почему он никуда не уходит? Он отвечал, что невозможно никуда пройти – везде немцы…

И действительно, в деревне видели, как рано утром погнали на расстрел нашего дядю Тимоха. Он был черноволосый, а за ночь успел поседеть… И расстреляли его немцы тогда: ни за что расстреляли дядю Тимоха! Три дня под горкой на морозе лежал! Три дня он лежал, а деревня упрашивала, чтобы его похоронить. Через три дня только немцы разрешили похоронить дядю Тимоха …

После оккупации я и Настя - дочка дяди Тимоха, работали вместе на железной дороге. Мы были с ней одногодки. Однажды вызывают нас в НКГБ. Тогда на железную дорогу только через НКГБ брали. Нам говорят: «Вас вызывают в район, в Путьково». А мы даже и не знали, где это Путьково… Шли пешком по деревням, спрашивали дорогу, так и добрались. Ну, пришли… Оказалось, что Чухрея уже несколько раз забирали, но он каждый раз оправдывался, его отпускали. Мы тоже боялись о нём рассказывать… а вдруг убьёт?! Это было очень страшно…

Головкина
Головкина Н.В.

Уже темнеть стало, а нас всё держат в этом НКГБ… Вызовут, а потом говорят: «Идите посидите там». А нам домой ещё далеко идти… Я и предложила Насте сказать правду, как дело было. И мы рассказали. Только после этого его посадили. Долго его не было, но потом он пришёл. Пришёл домой, три дня пожил и помёр… Видимо, ему тоже там досталось…

Март 1943 года

У нас была лошадь, мы её прятали от немцев в сарае с сеном. Вытащили сено у стены и запихнули туда коня, чтобы спасти от немцев. Когда в марте 43-го немцы стали отступать и стали метаться по деревне, брат Степан (с 27-го года) запряг этого коня и сказал, что он уедет в лес, где есть блиндаж. Он знал, что там много деревенских собрались (и не только из нашей деревни). Брат предложил и мне поехать с ним, чтобы меня не угнали немцы. Так он меня и свёз в лес.

Немцы в это время загнали половину жителей нашей деревни в хлев, а половину в дом на краю деревни. И поставили часового немца – сторожить, чтобы не ушли. И мама моя там была, и сестра там была, и маленькая девочка у сестры была, и брат Витька с 32-го года… Мужчины пожилые были в том доме. Они выбили дверь. Немец испугался и убежал.

Отступают и отступают… дома подожгли в шахматном порядке. Ветра не было. Какие дома подожгли, те и сгорели. Какие не подожгли – те остались. И наш домик остался. Потом жили по несколько семей в одном доме.

Ребятишки, которые собрались в лесу, тоже были любопытные. Бывало, залезут не ёлку – оглядятся вокруг: деревню видно. Потом смотрят: деревня загорелась, дома горят... А мы ж не знаем, что там точно происходит…  У меня какая-то истерика случилась…

Большой овраг был рядом. Вдруг видим, немцы едут на лыжах по оврагу! Проверяли они, не спрятался ли кто в лесу? Двоих немцев убили, а третий убежал. Выехал он на большак с Вязьмы на Семлево, приехал к нам в деревню и рассказал, что в лесу полно жителей. Очень много было народу в лесу. Как открыли стрельбу с дальнобойных орудий по нам! По первости мы стали собираться уходить. Но на лыжах были не все. Куда делся мой брат со своим конём – я не знаю… Паника получилась большая. Один мальчишка мне говорит: «Становись, Наташа, на мои лыжи, поедем вместе». Друг друга мы всё-таки не бросали. Все мы были свои. Рядом начальник станции был Николай. Стал он лыжи надевать и тут – хоп! И лежит уже… С дальнобойного орудия из деревни по нему попали! Убили…

Паника, уезжай кто куда… Мы поехали с ребятами на лыжах в лес к Левыкино. Замёрзли! Жрать хочется!!! Дрожим все! Что в деревне происходит, не знаем… Я как завою! До утра мы сидели в лесу. Март месяц, слякоть уже.  Сидим в лесу под кустиком, рядом с костерком из щепок  – слышим гомон какой-то, разговор… Думаем: «Немцы?». Костёр притушили, боимся, притихли... Оказалось, что это наши прямо по кустам ехали на нашу деревню… на лошадях, по сырости по этой – еле тащатся…

«Лом в руки – и работай!»

Головкина
Наталья Васильевна Головкина

Нас освободили, но куда деваться? Посевных никаких нет… Вся наша молодёжь – девочки, мальчики, ушли на путь работать. Лом в руки, норма для всех одинаковая, зарплата одинаковая – и работай! За работу первое время нам давали паёк. Паёк давали только рабочим. На иждивенцев ничего не давали. Моих младших братьев потом взяли прицепщиками в колхозе, трактористам помогать.

Головкина
Головкина Н.В.

28 марта 1943 года мы уже пошли на работу. Безо всяких оформлений, без всего – нас взяли работать. Работали мы так до тех пор, пока не прислали железнодорожный архив. Только тогда с нас потребовали документы. Метрики у меня не было – утерялась. Пошли мы оформляться в район Семлёво. Много нас пошло девчушек и ребятишек. Посмотрели на меня и записали с 23-го года. А фактически – я 22-го года рождения. Год у меня украли. Потом я писала в Смоленск, в архив. Всё отвечали, что архив не сохранился. Много лет прошло, я уже на пенсию пошла – нашлись совхозные архивные документы. Брат, который уехал после войны в Калининград, приезжал искать какой-то свой документ. Оказалось, что наша домовая книга уцелела.

Когда мы пришли работать на железную дорогу, она была полностью уничтожена, смотреть было страшно! Немцы трассу не управились взорвать, а железную дорогу так взорвали, что по три метра рельсы собирали! Пилили – в дугу были скручены... Шпалы носили… Мужчины носили шпалы вдвоём. Девочки – одну шпалу втроём поднимали: одна впереди, а две на палке поднимали шпалу сзади. Наш участок был между Ждановкой и Реброво. Здесь работало три бригады.

Лом, кирка, кувалда, электроподбойка – всем поработала. Кувалду надо было не только поднять, но и костыль ею забить. А электроподбойка какая тяжелая! На переезде работала, сигналистом была, обходчиком. Обходчиком я боялась идти работать – плакала, не хотела… иди в лес ночью – страшно! А сколько шпаны с поездов прыгало! А они только: свись! свись! свись! Ты замрёшь и идёшь… Что смотреть? Дефекты искать или от шпаны прятаться?! Тяжело было. Ящик с инструментами: лапа, молотки, домкрат… его поднять было невозможно! Кишки вылезут! Только трое-четверо могли его поднять. Я работала и обходчиком, и путейцем на железной дороге, и на переезде работала.

Путь – это тяжёлая работа…

Головкина
Головкина Наталья Васильевна - сельский житель

«Я понравилась своей будущей свекрови…»

Сестра и брат уехали в Калининград. Я вышла замуж. Сергей Николаевич Головкин 1928 года рождения был мой муж - моложе меня. Моих ровесников уже не было после войны – никто не пришёл…

Головкин
Сергей Николаевич Головкин - муж Натальи Васильевны

Сначала я понравилась своей будущей свекрови, потому что работала хорошо. Свекровь ещё до войны работала на железной дороге. Так мы с ним и сошлись. Он был из деревни Орешки. Муж работал электромонтёром в ЦБ связи. Он, отец и мать его работали на железной дороге. Мать его вышла замуж на будку – два километра отсюда была будка на железной дороге. Сейчас ни одной будки нет, а тогда их было много. До войны через каждые два километра был переезд. А чтобы охраняли переезд, строились эти будочки. После войны переезды снесли, а будки так и стояли. В них жили железнодорожники. До Ждановки четыре будки стояло. Хорошая у меня была свекровь – меня любила.

Головкина
Головкина Наталья Васильевна (слева) с подругами
Головкина
Головкина Н.В.: "Мне хотелось побольше заработать, детей, внуков обеспечить..."
Головкин
Головкин Сергей Николаевич - муж Натальи Васильевны

«Наша бригада была лучше всех!»

Мне нравилось и в школе работать, и в колхозе работать, мне нравилось и на производстве работать. Я вообще к труду была приучена. У меня и медалей полно.

Наша бригада была лучше всех. Мы очень старались. Нам очень нравилось, что мы первые! Мы были в почёте! Что значит первое место? Ты получаешь больше других денег, дефектов у тебя нет – путь отличный. Мы изо всех сил старались удерживать первое место, даже нашего бригадира подгоняли.

В околотке было три бригады. В бригаде было по семь-восемь человек. На весь околоток нам дали только две медали. Мы, две девчонки, получили медали за доблестный труд! Эту медаль я получала  в Вязьме в железнодорожном клубе. Моих, с кем я работала в Семлёве, уже никого нет… Одна я осталася

Медали
Медали Натальи Васильевны

Впоследствии я могла перейти на работу полегче, но деньги надо были. На железной дороге платили хорошие деньги. Колхозы и вовсе вскоре распались, ничего в деревне не осталось, все разъехались. Колхоз наш был очень хороший – на первом месте по району. А развалился – и всё! Нет ничего… берёзы одни. Нам паспорта не выдавали, у нас выбора не было. Без паспорта – ты куда? Никуда! Как паспорта стали давать, так все и уехали...

Головкина
Головкина Н.В.

Моя мечта стать врачом не осуществилась. Нигде в другом месте заработать столько, сколько на железной дороге, было нельзя. Самые хорошие заработки были на железной дороге. Стаж – 38 лет!

«Закон есть закон»

После войны мы восстановили всё очень быстро. Очень мы торопились. Мне хотелось побольше заработать, детей, внуков обеспечить. У меня внук и внучка, две правнучки. Дай Бог, никогда войну не видать…

Сталин проезжал после войны по нашей линии, но он нам не показался: он ехал на скоростном поезде. На каждом километре тогда ставили дежурного. Мы только стояли, охраняли.

Сталин, Хрущёв… мне было всё равно – кто там руководит. Закон есть закон. Постановили – подчиняйся! Я понимаю так, что надо соблюдать тот закон, какой есть. Каждый человек ставит жизнь по-своему. Но не от нас всё зависит. Вот сейчас вроде бы жизнь наладилась... но мне не нравится. Мне надоела война: везде воюют, везде воруют, грабят...

Я так думаю: если тебе человек дело доверил, то выполнять его надо с честью и достойно.

(записано 08 мая 2017 года)

Судьбы Азаровка Азарово Александровское Алфёрово Алфёрово станция Мал.Алфёрово Афанасово Белый Берег Бекасово Берёзки Бессоново Богородицкое Боровщина Воровая Высоцкое Гвоздяково Голочёлово Горлово Городище Гридино Дача Петровская Дубки Дымское Евдокимово Енино Енная земля Ершино Жуково Заленино Зимница Изборово Изденежка Издешково Изъялово Казулино Комово Кононово Костерешково Костра Куракино Ладыгино Ларино Лещаки Лопатино Лукино Лукьяново Марьино Морозово Мосолово Негошево Никитинка (Болдино) Никитинка (Городище) Николо-Погорелое Никулино Панасье Перстёнки Реброво Рыхлово Плешково Починок Рагозинка (Шершаковка) Сакулино Саньково Семлёво Семлёво (старое) Сеньково Сережань Скрипенка Старое Село Сумароково Телятково Третьяково Уварово Ульяново Урюпино Усадище Федяево Халустово Холм Холманка Чёрное Щелканово Яковлево (Каменка) Якушкино Наша часовня

www.alferovo.ru в социальных сетях